После того, как Вениамин Васильевич понял простые истины, он решил понять еще более простые. Все в принципе оказывается просто – к чему ни приступи, к чему ни подъедь.
На том же автобусе. Да и этот автообъект тоже довольно прост. Всей и сложности – это просто понять, чем в действительности он является. Во всяком случае – не только демократичным средством передвижения.
Вскочил ты в автобус. Двери зашипели, замкнув и сгустив для тебя и, естественно, для других, вместе вскочивших, пространство до тискотеки. Вот он тронулся, и ты в его вместественной власти.
Он может сделать с тобой все: убить, предварительно смазав свой радиатор бетонным столбом, отвезти в места не столь отдаленные, заглохнуть и не выпустить не только по естественным делам, а никогда.
Между тем, хорошо известно – только дураку везде тесно. И Вениамин Васильевич, глубокомысленно прикинув количество заключенных вместе с ним на всю оставшуюся дорогу – кто знает, не навсегда ли? – начинает ассимилироваться.
Внутри автобуса не действуют многие законы. Поэтому, во-первых, надо привыкнуть к чередованию раскачек и толчков, будто к покою. Мышцы зафиксировать в случайной позе. Вот они затекают. Затекли. Не ощущаются. Отмирают. Отмерли. Их нет.
Во-вторых, дыхание. Для Вениамина Васильевича это тоже просто. Достаточно, вдохнув, знать, что воздух и должен пахнуть пóтом, пылью, соляркой, перегаром. Дышать надо меленько, разумеется – ртом. Главное – не глубоко, иначе – с полными легкими – можно схлопотать под дых на ухабине. А так получается ощущение парения.
Остается отвлечь чувства. С осязанием, вкусом, слухом, нюхом – проблем, как упомянуто, нет. А со зрением Вениамин Васильевич просто воображает. Все, что ты видишь – автобус! Потому что и то, что в его окнах, тоже автобус. Это зависимая от него реальность, данная нам в ощущении "глаза есть – смотрим".
Теперь – разгрузиться. Вениамин Васильевич выбрасывает из автобуса, назвав по имени, одно дело, дело второе, дело третье – сколько их там вспомнится, оп-па! Оп-паньки – нет ни дел, ни мыслительной протяженности бытия. Хотя ты есть всюду, то есть и здесь. В созерцании. И в убежденности, что всплывешь из тряского небытия ровно там, где надо – на своей остановке…
Довольный, что не проехал до следующей, Вениамин Васильевич вываливается, где надо. Убеждается, что за время его отлучки ничто не передернулось во вселенной, и включает размышление.
К сожалению, думает он, даже этим набрыском ему не удалось внести простоту в суть окружающей жизни. И да Бог с нею, с сутью! Не попробовать ли вообще жить, как в автобусе?
